10 февраля в Якутске отметили День памяти А.С. Пушкина.
Имя А.С. Пушкина вошло в нашу жизнь вместе со сказками, песнями, театральными постановками, названием театров, площадей и пр. органично, как родной язык, родная культура, символом которой он стал. Русская литература, культура ассоциируется, прежде всего, с Пушкиным – одним из первых поэтов России. Он был поэтом «союза волшебных звуков, чувств и дум». Несравненному совершенству литературной формы его произведений соответствовало и совершенство содержания. Своею лирой он пробуждал и чувства и мысли. Чувства – добрые, мысли мудрые. Убежденный, что «друг истины – поэт» он хотел жить, чтоб мыслить. Пушкин умел «говорить языком высшей истины», но так, чтобы его поняли «все от мала до велика», думал, что его мысли пригодятся не только его поколению, но и последующим:
…С моей, быть может, тенью
Мой правнук просвещенный
Беседовать придет.
Он, понимая, что будущее будет далеко не безоблачным, завещал нам, несмотря ни на какие невзгоды, не терять бодрости духа.
Работа, труд тоже один из заветов Пушкина. Сам он трудился много и напряженно. Это видно по его черновикам. Они свидетельствуют, что его стихи не были просто «плодами веселого досуга», а представляли «плод постоянного труда». Хоть он порой и набрасывал на свое творчество покров «бесплодной лени» и «счастливого бездействия», однако вовсе не был «счастливой лени верным сыном». Известно, что без великого труда нет и крупных произведений и что кому много дано, с того много и взыскивается. Пушкин понимал, что без «постоянного труда» нет «истинно великого». У него был «жар к трудам». Его труд был многолетний молчаливый спутник ночи. Но вместе тем это был свободный и вдохновенный труд, не подневольный, постылый, ремесленный, а радостный, творческий, артистический, производительный, не кипящий в действии пустом. Труд как отдых от усталости.
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальнюю трудов…
Пушкин воспел радость духовного труда, в труде видел не проклятие, а благословение. Всем трудящимся и обремененным он давал пример бодрости. А тех, кому был тошен «труд упорный», он призывал к делу, предлагая им «живой и постоянный, хоть малый труд». Маниловщина, обломовщина – все это было ему чуждо. Он осуждал, что «мы ленивы и нелюбопытны», что «разговоры принять мы рады за дела». У него не было отвращения к труду, как к несчастью, которое порой проявляли иные заступники трудящихся. Его завет труда полон глубокого значения для нас, которые так часто «в напрасной скуке тратим судьбой отсчитанные дни», повторяя слова иного поэта, не Пушкина, «суждены нам благие порыва, но свершить ничего не дано».
Однако самый упорный труд становится бессмысленным, если он не вдохновляется верою в идею, во имя которой и следует трудиться.
«Труд Пушкина, — как отмечает Е. В. Спекторский, — был воодушевлен великой идеею, дававшею ему блаженство веры. Эта идея, эта вера была Россия. Пушкин не только любил ее, «любил так искренне, так нежно, как дай ей Бог любимой быть другими». Он еще верил в нее и наделся на нее, надеялся так прочно, что само слово Россия было для него равнозначно неколебимости вообще: «Неколебимо как Россия». Такое отношение к Отечеству является драгоценнейшим из заветов Пушкина. И его вещие речи об этом таковы, что «им без волненья внимать невозможно»».
С арабской кровью в жилах, с французским воспитанием, со всемирной отзывчивостью Пушкин был глубоко русским человеком, неразрывно связанным не только с вершинами нашей культуры, но и с народной стихией, «где русский дух, где Русью пахнет». Он писал Чаадаеву: «Клянусь вам честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отчество, ни иметь другой истории, как историю наших предков, такую, как нам Бог послал».
Любя Россию сыновнею любовью, Пушкин, как и Петр Великий, не презирал страны родной, он знал ее предназначенье. Пушкин любил Россию как живое отечество с прочными корнями в родной почве, любил ее «в делах давно минувших дней, преданьях старины глубокой». Питая «любовь к отеческим гробам», он утверждал, что «неуважение к предкам есть первый признак дикости» и что только «дикость, подлость и невежество не уважают прошедшего, пресмыкаясь пред одним только настоящим». Он сознательно разбирался «во вкусе умной старины». Не проповедуя насильственного поворота вспять и высоко ценя преобразования Петра Великого, он вместе с тем был бесконечно далек от позднейшего нигилизма, отметавшего наследие прежде почивших отцов и братий.
Пушкин завещал нам любить не просто Россию и не только Великороссию, а великую Россию, сильную и державную, объемлющую «всяк сущий в ней язык». Он не проповедовал безгосударственной или даже противогосударственной общественности. Пушкин ценил единство русской стихии, крепко спаянной металлом мощной государственности. Ее границы начертаны не кичливостью или своекорыстием иноплеменников, а самой природою и историческим призванием страны, он твердо помнил географию России великой, раскинутой
…от Перми до Тавриды,
От финских хладных скал до пламенной Колхиды,
От потрясенного Кремля
До стен недвижного Китая…
И дал гордый отпор притязающим на русскую землю:
Куда отдвинем строй твердынь?
За Буг, до Ворсклы, до Лимана?
За кем останется Волынь?
За кем наследие Богдана?…
Такова великая Россия Пушкина. Не только великая, но славянская Россия. У Пушкина был не только русский, но и «славянский дух». К ненавистникам славянства он обращался с грозным предостережением:
Хмельна для них славянов кровь,
Но тяжко будет их похмелье…
Он верил, что русское море не иссякнет и что пути славянских ручьев ведут именно к нему. Но вместе с тем он понимал, что неся свои волны к морю, и ручьи и реки не перестанут существовать и обновляться своими собственными источниками и притоками. К славянству, в первую очередь относились его благородные мечты
…о временах грядущих,
Когда народы, распри позабыв,
В великую семью объединятся.
Для столь, к сожалению, свойственной славянам семейной вражды Пушкин искал «не песнь обиды», а слово примирения или разумения:
Издревле меж собою
Враждуют наши племена.
То наша стонет сторона,
То гибнет ваша под грозою.
Россия Пушкина – это культурная Россия. Недаром он с таким сочувствием отнесся к всеобъемлющей душе и пребыванию в работе Петра Великого. Он был убежден, что врагам задуманной Петром культурной России никогда не удастся их злое дело:
…тщетной злобою не будут
Тревожить вечный сон Петра!
Всех их должно постигнуть то, что случилось с безумцем, вздумавшим пригрозить Медному всаднику:
«Добро, строитель чудотворный! –
Шепнул он, злобно задрожав, —
Ужо тебе!» И вдруг стремглав
Бежать пустился…
Пушкин спасался от уныния, вспоминая Петра. В культурной России Пушкин завещал нам хранить и беречь вечные непреложные ценности и совершенствовать ценности творимые и преобразуемые. Хранить и беречь веру и язык. Он не представлял себе Россию без христианства, христианских ценностей. Не менее бережно, чем к вере отцов, относился и к родному языку. Его не привлекали «чужих наречий погремушки». Он предпочитал прислушиваться к «удивительно чистому и правильному языку» московских просвирен. Был строг к собственным выражениям.
Пушкин учил не только хранить, но и приумножать русские культурные ценности, призывал «Отчизне посвятить души прекрасные порывы». Не в разрушении видел он это призвание, а в созидании. Насущнейшей задачей современности Пушкин признавал преодоление непросвещенности народа: «Везде невежества губительный позор».
«Одно просвещение,- писал он, — не в состоянии удержать новые безумства, новые общественные бедствия» и преодолеть «губительное время, когда невежества несла Россия бремя». Плодами просвещения он считал усовершенствование техники и гражданственности:
Когда благому просвещенью
Отдвинем более границ…
Шоссе России здесь и тут,
Соединив, пересекут;
Мосты чугунные чрез воды
Шагнут широкою дугой,
Раздвинем горы, под водой
Пророем дерзостные своды…
Усовершенствование гражданственности Пушкин видел в приобщении народа «к свободе просвещенной». И посему возглавил он свободу. Он осудил свободу стихийную и анархическую, «которая для себя лишь хочет воли».
«У трона верный гражданин», он стоял за гражданственность,
Где крепко с Вольностью святой
Законов мощных сочетанье».
Пушкин предупреждал всех властителей: «Вечный выше вас закон».
Прославив в свой жестокий век закономерную свободу, Пушкин протянул руку Петру Великому, который «не страшился народной свободы, неминуемого следствия просвещения». Таковы одни из заветов Пушкина.
Литература:
Заветы Пушкина, Москва, Эллис Лак, 1998.
Медный всадник, вступление.
Из стихотворения М.Ю. Лермонтова «Есть речи – значенье…» (1840).
«Клеветникам России» (1831).
Подготовила А.И. Гоголева – к.ф.н.
