Проект «Дружба литератур – дружба народов». Писатели национальных республик России.
Мустай Карим .
ОН ЗВАЛ К СЕБЕ.
В молодости он был школьным учителем. Наверное, он был из тех учителей, кто своей опрятностью и доступной таинственностью покоряет детские души. Я уверен, когда он проходил по пыльной деревенской улице, кто –то из мальчишек незаметно шел за ним, старательно ступая на его-учителя! – следы. Хотя ноги коротковаты, но, поднатужясь, попадать можно. Зато радость –то какая ! А кто-то из девочек, наверно, непременно мечтал писать таким же красным карандашом и носить такие же очки, как у него. Не так часто встречаются люди, которые зовут к себе, за собой. Поэт Семен Данилов был одним из тех немногих.
Когда твой друг еще жив, тебе кажется, что ты знаешь о нем очень много, почти все. Потому что он весь тут, при тебе. В любую минуту можешь обратиться к нему, о чем угодно спросить его. Он — твоя живая память. Вдруг его не стало, и ушла часть твоей памяти. Так мало успел я спросить и узнать у Семена Данилова за последние четверть века, когда мы тихо и верно дружили с ним. Вот остались стихи. Они много знают и говорят не только о своем творце, но и о земле его.
Он родился в том году, с которого началось новое летоисчисление, новое измерение человеческих дел и надежд. Тут и неграмотному якуту Петру не нужно было запоминать ни «Года большой воды», ни «Года черной засухи», чтобы по этим приметам установить потом совершеннолетие старшего сына. Примета — общечеловеческая. 1917 год. Конечно, в этом совпадении никакой заслуги Семена нет. Ему просто повезло. Он родился вместе со своим будущим счастьем. Это счастье я прежде всего вижу в том, что его талант, как тот алмаз, добываемый сейчас на его родине, не остался зарытым в недрах вечной мерзлоты , а обрел жизнь и деяние, стал достоянием и радостью соотечественников.
Судя по удивительно уравновешенной натуре Семена Данилова, я представлял его в детстве замкнутым, тихим, разумным. Однажды об этом сказал ему самому. Семен улыбнулся своей мудрой улыбкой. «Тихим, возможно, иногда был, но разумным – никогда, — возразил он. – Сколько безрассудства натворил я в детстве… Вспоминаю, и сейчас стыдно… Однажды, к примеру, уезжая на сенокос, родители оставили на мое попечение младшего брата, Софрона. Он уже бойко ходил. Я , долго не думая, привязал его к дереву, чтобы не потерялся , а сам ушел играть к соседскому мальчику. Вернувшись, родители нашли брата почти без сознания. Его так истязала мошкара… Зато за терпение и выносливость бог наградил его талантом прозаика». Действительно, Софрон Данилов стал крупнейшим прозаиком Якутии , наверное, не без труда и терпения.
Мне довелось увидеть землю поэта в пору летнего цветения и изумительных белых ночей , когда в чоронах пенится кумыс и на ысыахах поются самые задорные песни. Я пил молочный запах трав, хмельной плясал в хороводе, взяв за руку самую красивую из женщин. Но меня ни на минуту не покидала мысль о том, что вот здесь, под ногами, совсем — совсем рядом , вечная мерзлота – лед. Над этой мерзлотой такая раздольная удаль и безудержная страсть людей, будто они живут на огненной земле . Вот это и помогло мне приблизиться к пониманию сущности поэзии Семена Данилова , как и созерцание причудливых скал на ленских берегах, посещение алмазных копей, любование игрой ночных костров на Вилюе и, конечно, гортанное пение олонхосута.
Рожденный почти на полюсе мирового мороза, он в последние годы плохо переносил холод. В середине самой лютой якутской зимы он, бывало, приезжал «согреваться» (как он любил говорить) в Подмосковье, в Малеевку. Он умел слушать тишину. И порою мне кажется, и стихи его брали начало от тишины, от внутреннего согласия , от терпеливого ожидания , только потом набирали напряжение в голосе , хотя никогда крикливыми не становились.
Эти строки я пишу в этой же Малеевке. За окном неторопливо и беспечно падает влажный снег, тревожа память о друге. Под тяжестью гнутся и гнутся ветки ели. Гнутся они красиво и больно. Чувствуют ли эту боль сами деревья? А у меня защемило сердце. В такой снегопад мы ходили с другом и не замечали , как гнутся ветки… Потом он, бывало, затоскует по своим безбрежным просторам и неожиданно уедет…
Многое умел Семен Данилов, умел отменно… Был прекрасным охотником, безошибочно читающим все написанное на таежном снегу лапами и хвостами птиц и зверей. Дичь бил без промаха. Был учителем, оберегавшим детские сердца от ранений. Был редкостным собеседником , умеющим мудро слушать даже не очень умные речи . В дружбе был до стеснительности целомудрен и нежен. Многое он умел. Умел отменно. Но все-таки он лучше всего владел секретом поэтического ремесла. Его творчество поэтому являет собой одну из самых ярких глав книги духовного бытия якутского народа. Из года в год, из десятилетия в десятилетие Семен Данилов из мысли и страстей, из воспоминаний и мечтаний создавал прекрасный облик своей земли, своих сородичей. Краски его неброские , но прочные, долговечные, слова его не пронзительные , но слышны издалека. Вообще истину и веру кричать не надобно. Любовь – тем более…Громко говорят люди, живущие в маленьких переулках, на узких улицах. Якутию не прокричишь. Тем не менее голос Семена Данилова не уместился в пределах его великого края. Оттого, как он доверительно поведал о нем – о своем крае , — к нему, к поэту, прониклись интересом и доверием люди, живущие в иных далях, люди неравнодушные к прекрасному. Разве я не становлюсь более зрячим, когда читаю строки его:
И от птиц перелетных долина
Стала темною ночью светла.
К тому же поэтический взор Семена Данилова не замыкался лишь в рубежах необъятной Якутии, его голос не вторил только извечному голосу олонхосута, воображение поэта волновали другие края близкого ему Востока и далекого ему Запада , в его душу проникали мотивы иных берегов, чтобы слиться там с якутской песней. Гибель югославского героя, память о Лермонтове, сказочная Родина Есенина, пение казахского соловья Бибигуль, печальные глаза индийского мальчика – все это стало частью судьбы самого поэта. Кто видит далеко, того замечают издалека. Расширяя эстетические горизонты якутского поэтического слова, обогатив его опытом других, истинно национальный поэт Семен Данилов стал поэтом межнациональным – доступным и необходимым.
Как-то возник разговор о стихотворении «Глаза якута». «По твоему стихотворению выходит, — сказал я , — глаза якута ничего не могут скрывать, значит, никакой тайны в них нет. А вот в твоих глазах я всегда вижу какую-то тайну, даже через твои очки вижу…». Он немного задумался и очень серьезно ответил: «Я же не скрываю, что в них тайна. Ты правильно видишь». Я так мало спрашивал его, боясь нарушить его молчание. Очень сожалею теперь об этом.
В самом конце ноября 1978 года я получил печальное известие о мгновенной смерти друга. Тогда ко мне пришли вот эти горькие слова прощания:
«…Не помню, когда впервые увидел я Семена Данилова – до встречи с его книгами или после, — не помню. Но в мое сознание они вошли вместе – он и его поэзия. Так живут много лет, дополняя друг друга. Теперь он внезапно, ни на кого не перекладывая тяжесть своей болезни, оставил свою поэзию одну. Мне кажется, его стихи теперь, разделяя боль нашей утраты, плачут, плачут от первой до последней строки. Ибо он ничем и никогда не унижал свою поэзию».
МУСТАЙ КАРИМ.
Данилов, Семен Петрович.
Я родился в апреле : Стихи. [Для ст. школ. возраста]. Пер. с якут. / Семен Да нилов; Худож. Г. Алимов]. — М. : Дет. лит., 1980. — 112 с.
Предисловие Мустай Карим. Он звал к себе.- стр 3-7
Использованы фото из сети интернет
